Медовуха удавалась Налиму просто на диво.  Похоже, Стерхов домовой был не просто мастером по ее изготовлению, а самым настоящим асом медовуховарения. В этом Глеб только что имел удовольствие  убедиться, отведав несколько разных сортов  действительно божественного напитка. Ведьмак сегодня сам позвал Гэсэра в гости: сдержал-таки обещание, познакомил со своим домовым. Налим понравился подполу: обстоятельный такой мужичок, хитрющий, с юмором. Он охотно рассказывал о себе и своих сородичах, назидательно высказывал какие-то суждения, отчасти наивные, отчасти по-житейски мудрые, забавно ворчал на Севу и заодно на его гостя. Медовуху пили за знакомство, и на прощание медовар наделил Глеба литром особенно понравившейся ему разновидности своей "продукции". Настоянный на пряных травах, душистый напиток сейчас соблазнительно побулькивал в пластиковой бутылке, засунутой в карман куртки. Эти звуки отвлекали  подпола от вполне философских размышлений  о том, есть ли у домового душа, и вкладывал ли тот ее частицы в приготовление своего фирменного "зелья". При этом он то и дело поглядывал по сторонам, прислушивался к сонной тишине, разлившейся над Старым Заречьем после недавно отбушевавшей грозы. Здешние ночи были намного светлее кавказских, к чему Глеб до сих пор никак не мог привыкнуть. Даже сейчас, когда небо было затянуто тучами, скрывавшими луну и звезды, все вокруг было видно гораздо яснее, чем в горах.
Ростовцев даже сам не понял, что раньше привлекло его внимание: своеобразный звук - тяжелое хлопанье крыльев - или же мелькнувшая между сосновых стволов крупная птица, летевшая в сторону леса явно из последних сил, неумолимо сближаясь с землей. Шлепок - и летунья свалилась в пыль под чьим-то забором. 
-  Не дотянула до аэродрома, - сочувственно пробормотал мужчина, останавливаясь рядом с птичьей тушкой. 
Довольно солидной, между прочим.
- Ворона, что ли? - так же тихо спросил он сам себя, присаживаясь на корточки и рассматривая птицу. - И кто же тебя так...
Крылья вороны были растерзаны - удивительно, как она еще умудрялась махать ими. Похоже, что и на теле страдалицы тоже были какие-то ранки.
- Может, забрать тебя домой... Повезет - выживешь, нет - не судьба, стало быть.
Птица оказалась довольно тяжелой. Она тревожно затрепыхалась, когда Глеб поднял ее с земли и переложил  на снятую с себя армейскую куртку. Бутылку с медовухой он предусмотрительно вытащил из ее кармана.
- Не дергайся, - предупредил  Гэсэр ворону, прикрывая ее полами куртки и не обращая внимания на кровь, пачкающую камуфляж. Зажал под  подмышкой бутылку, подхватил на руки неаккуратный кулек с птицей и торопливо зашагал к дому.

Бегемот по обыкновению появился из ниоткуда. Как  раз в то момент, когда Ростовцев со своей ношей уже  оказался на крыльце дома. Задыхаясь, с трудом преодолел несчастные три ступеньки, по которым обычно поднимался без проблем.
- Устал, как собака, - сообщил он коту, тершемуся об ноги.
И правда, усталость навалилась совершенно неожиданно. Так, будто кто-то сверху сбросил на плечи мешок с песком. Или с картошкой - неважно, все равно Гэсэр еле дотащил до дому подаренную бутылку медовухи и сверток с птицей. Вдруг резко потяжелевшей.
Чтобы открыть дверь, нужно было  вытащить из кармана ключ. А чтобы достать ключ, пришлось поставить на ступеньку бутылку и пристроить рядом ворону. Бегемот прекратил "обряд приветствия хозяина", замер на месте, расширившимися глазами вглядываясь в окровавленный куль.
- Ворона там,  - пояснил Глеб, вставляя ключ в замочную скважину.  - Кто-то ее сильно потрепал... уж не твои ли собратья?
Кот повел ушами и потянулся к птице, принюхиваясь.  Потом неожиданно выгнул спину дугой и зашипел.
- Ты чего это?  - искренне удивился Ростовцев.
Он присел на корточки, попытался пригладить вздыбленную шерсть на кошачьем загривке. Но Бегемот недовольно дернул башкой и поскреб лапой дверь.
- Ааа, да. Что это я... Заходи. 
Кот стрелой влетел в открытую ему дверь. Глеб поднял ворону, прихватил бутылку.
- Блин, какая ты тяжелая... Не сдохла случайно?
На кухонном столе он развернул куртку, и обнаружил, что птица дышит. Глаза ее были по-прежнему закрыты, зато клюв чуть приоткрыт, будто несчастная пыталась пожаловаться на боль.
- Сейчас....
Гэсэр сходил  за носовым платком. Намочил его под краном, приподнял птичью голову и выжал в приоткрытый клюв немного воды из мокрой ткани. Потом обтер кровь с крыльев и с тушки, то и дело споласкивая платок.
- Интересно, тебя йодом обработать можно? Или это во вред будет? Надо Стерху позвонить, спросить.
Но только Глеб полез в рубашечный карман за телефоном, как Бегемот коршуном взлетел на стол, с явным намерением  сбросить с него птицу.
- А ну, брэк! - прикрикнул мужчина, подхватывая кота на руки. - Это не твоя добыча.
Он отнес кота в комнату, посадил на диван и вернулся в кухню. Бегемот возмущенно выругался ему в спину. Явно самым гнусным котячьим матом.

Переход до кухни отнял много сил, сбил дыхание.  Тому, что оно стало таким, как после финиша в забеге метров эдак на триста, Глеб удивиться не успел. Потому что увидел нечто, от чего вообще перестал дышать.
На кухонном столе  на его куртке сидела  ворона... Нет, не ворона, и вообще не птица. Гарпия? Черт его там помнит, как называлось то существо, которое одновременно было и птицей, и девушкой. Да нет же, птицей оно уже не было. Девушка?
Наверное, если бы не было в жизни Ростовцева  глаз Стерха и того, что  ведьмак проделал с ним, он сейчас бежал бы без оглядки куда подальше  от потянувшихся к нему крыльев... Нет, уже рук, тонких и изящных, абсолютно человеческих. Гэсэр шагнул к столу, словно загипнотизированный. Женские руки обвили его шею, клюв в это время будто ссыпался с уже человеческого лица. Очень бледного и очень красивого. Глеб еще успел рассмотреть, как круглые птичьи глаза начали менять форму, становясь обычными. А девушка уже положила голову ему на плечо, горячо и щекотно дыша в шею. Он присел на край стола рядом с ней, потому что иначе мог не удержаться на ногах, ставших совсем ватными. Не от страха перед увиденным, а от все той же не ко времени привязавшейся слабости. Сердце бешено колотилось - кажется, в унисон с таким же несущимся галопом  вскачь сердцем незнакомки.
- Так ты цела? Кто ты?
Вопросов было множество, но Глеб не смог больше задать ни одного. Закончился воздух, зато появился мучительный кашель,  пытавшийся разорвать ему грудь. Он чуть отстранился от незнакомки, зажимая рот ладонью, пытаясь дышать, борясь с приступом. Огляделся по сторонам, припоминая, что где-то на полке должна была валяться  коробка с таблетками. Вон она, совсем рядом. Шагнуть да руку протянуть.
- Сейчас, - с трудом выдавил себя Ростовцев, освобождаясь из кольца рук девушки.
Запил таблетку водой  из-под крана и прислонился к стене, ожидая, когда подействует лекарство. Обычно этот происходило быстро. Вот и сейчас кашель начал утихать, но сил при этом не осталось совсем. Гэсэр осел на пол, ни в состоянии даже сделать шаг к столу,  на котором сидела его необычная находка, похоже, напуганная и нуждавшаяся в помощи.
- Извини, - едва слышно выговорил Глеб. - Напугал тебя...
И закрыл глаза, потому что веки стали свинцово-тяжелыми, и удерживать их в поднятом состоянии было уже невозможно.

Похоже, таблетки были несовместимы с медовухой. Или же совместимы, но...в определённом, несколько специфичном смысле слова. Ничем другим Глеб не мог объяснить то, что происходило с ним. Скорее всего, это были галлюцинации, вызванные сочетанием лекарства и фирменного Налимова напитка. Ну ладно, пусть принесённая им ворона, в отличие от царевны-лягушки даже без ритуального поцелуя превратившаяся в девушку,  была реальной. Но появление кого-то третьего, остановившегося в дверном проеме кухни и заговорившего с ней, не могло быть ничем, кроме глюка. Гэсэр попытался получше рассмотреть этот самый глюк, больше всего напоминавший высокого мужика с приятным голосом. Он даже повернул голову и постарался пошире распахнуть едва приоткрытые глаза, но спустившаяся со стола девушка присела рядом с ним на пол, неожиданно цепко охватила руками его  плечи, разворачивая к себе. Ее лицо оказалось совсем рядом с лицом Ростовцева, мягкие женские губы приникли к его губам. Поцелуй был какой-то горький на вкус, почему-то сразу лишил его возможности нормально дышать и будто бы отнял остаток сил.  Однако сознание при этом работало предельно четко. Глеб понимал, что надо как можно скорее освободиться от этих губ, явно что-то отбиравших у него поцелуем. Что-то жизненное необходимое, причём, не только ему, но и этой странной вороне. Лишая его этого "чего-то", она при этом сама обретала силы. Об этом говорило то, что её объятия становились все более крепкими, а поцелуй - все более требовательным и жестким. Гэсэр застонал, задыхаясь, слабо дернулся, пытаясь вырваться из сжимавшего его кольца с виду таких тонких и нежных, а на деле абсолютно не по-женски сильных рук.

Галлюцинации продолжались. Причем, стали еще более отчетливыми. Правда, мужской голос  доносился до Глеба, словно сквозь толщу воды. Надо, ох как надо было открыть глаза и посмотреть на говорившего. Встать, подойти к  призрачной или нет мужской фигуре,  прикоснуться к ней, чтобы убедиться в ее реальности... Однако даже просто открыть глаза Глеб был не в состоянии. Он был лишен возможности дышать, говорить, не мог пошевилиться. Он умирал и понимал это. Но гостья оторвалась от его губ, и он снова получил возможность вздохнуть. Надо было пользоваться этим, и Гэсэр принялся часто хватать ртом воздух. Он плохо попадал  в легкое, из-за этого судорожно вздымавшуюся грудь жгло изнутри. При этом Гэсэр не слышал ничего, кроме частого неровного стука собственного сердца, своего же громкого хриплого дыхания и гула крови в ушах.

В эту ночь стриге не повезло дважды. Мало того, что получила ранение, потратила много сил на регенерацию, так еще и подпитаться толком не смогла. Мужик, что принес ее домой, оказался  бракованным. Полуживым, больным, то есть. Потому-то и  таблетки глотал. В любое другое время стрига подумала  бы, стоит ли связываться с таким. Но сейчас ситуация была из  разряда "не до жиру- быть бы живу". И она пила из "благодетеля" жизнь своим темным поцелуем, и ей было абсолютно наплевать, умрет он у нее на руках, или же после ее ухода. Тем более, что его смерть вряд ли удивила бы кого-либо: болел, бедолага - вот и преставился. Однако стрига недооценила еще одного обитателя этого дома. Черного котяру, которого мужик унес с кухни и запер в комнате, чтобы тот не обидел "бедную птичку". Будь этот кот самым обычным, сидел бы он сейчас у закрытой двери и горестно выл, отпевая медленно покидающую тело душу хозяина. Но этот черный зверь оказался  далеко не прост. Стрига поняла это, когда рослый зеленоглазый парень с вальяжной кошачьей грацией вошел в кухню. Поняла, приготовилась к худшему... но не прервала своего занятия. И только  бросок на нее и острые  когти того, кто тут же изменил свой человеческий облик на кошачий, заставили ее оторваться от неподвижного хозяина дома, в котором  едва теплились остатки жизни.
Драка с котом была короткой. Черная тушка отлетела в сторону и замерла на полу.
- Закончу с ним - займусь тобой, - пообещала она обидчику, слизывая кровь с расцарапанных рук.
И присела на корточки возле  мужчины, с хрипом глотавшего воздух, чтобы допить остатки того, что пока еще слабо мерцало в нем.

И снова женские губы запечатали ему рот поцелуем. Гэсэра накрыл предсмертный мрак, лишил его сознания, тем самым избавляя от новых мук удушья.

Похоже, что стрига решила помучить напоследок свою жертву. Она прервала поцелуй, и Гэсэр практически инстинктивно сделал глубокий вдох. Слишком глубокий, сразу вызвавший новый приступ кашля. Опираясь на слабые, будто ватные руки, Глеб приподнялся, собрал остатки сил, снова оттолкнулся от пола и сел, придерживаясь рукой за стену.  Кашель  рвал грудь, он старался сдерживать его, ничего не слыша, крепко зажмурившись и пытаясь дышать  на счет, равномерно и размеренно - насколько было возможно. Похоже, что это сработало.  Приступ закончился довольно быстро, Гэсэр снова обрел возможность слышать происходящее, и открыл глаза. Как раз в тот момент, когда  Бегемот мощным прыжком настиг  ворону. Ту, что еще недавно была девушкой, чьи мягкие губы неумолимо выпивали из него жизнь.
Кот прыгнул на птицу, когтистая лапа припечатала ее к полу, зубы вонзились в оперенную шею. Он не дал вороне вылететь в форточку - распластался на ней  неподвижной черной тушкой.
- Эй, - еле слышно окликнул Глеб кота, - Бегемотище... ты живой?
Все так же придерживаясь рукой за стену, он с огромным трудом встал на ноги и шагнул к коту. Взял его на руки, подул на испачканную кровью морду.
- Ты это... смотри мне тут не помри.
Аккуратно положил кота на стол, сполоснул под краном тот самый носовой платок, которым отмывал от  крови птицу. Отер им кровь с Бегемотовой шкурки. Посидел несколько минут, отдыхая перед марш-броском в комнату, и перенес кота на диван. Прислушался - тот, вроде, дышал ровно, хотя зеленые глазищи были по-прежнему закрыты.
- Я сейчас, - пообещал Глеб коту.
Вернулся  в кухню, брезгливо завернул дохлую ворону все в тот же многострадальный платок, и вышел из дома.  В дальнем углу двора до сих пор красовался старый дощатый туалет типа сортир, которым не пользовались уже даже тогда, когда Глеб жил здесь ребенком. Он выбросил сверток в заросшую бурьяном бывшую отхожую яму, мысленно пообещав себе  с утра заняться разборкой это ненужного сооружения, по ходу захоронив там птицу.
Ему еще хватило сил добрести до комнаты и плюхнуться на диван рядом с Бегемотом. Он обнял кота, прижал к себе, прислушиваясь к его сопению, и практически сразу уснул. И естественно, ни он, ни его четвероногий боевой товарищ, не могли видеть, как вскоре из перекошенной будки сортира на задворках  кособоко вылетела помятая, еле живая ворона, и исчезла в густом ночном мраке.