[indent] И вот для кого, спрашивается, Вий затевал все эти ритуальные пляски с сонной тропой, приглашениями и задрогшим до синевы фамильяром, которому, в общем-то, с его ослабленным иммунитетом болеть строго запрещается, тем более когда по области как раз начинается сезонное обострение орви? Вот этому вот сивому, что в компании с мелкой домашней живностью уже все выложить успел: и кто в доме живет, и как кого зовут, и кто где спит, да на кого косо смотрит? А ведь и лучина еще в треть прогреть не успела бы, как они с двоедушником во двор вошли. Да ладно бы хоть врал, как тот мерин, в целях конспирации.. Не колдун, а просто находка для филера.
[indent] Древний сокрушенно вздохнул - «O tempora, o mores!» - и пока колдун по сторонам головой крутил - «Тоже, редкое проявление бесстрашия!» - почесал мизинцем очень бледную очень выпуклую бровь. Закрадывалась, закрадывалась под нее, под костяную, нехорошая мысль, что пяти годков назад в грандиозной местной битве новейшей истории смородинские ведьмаки-богатыри Кощея победили не силой своей великой, не разумением ученым и стратегическими хитростями, а тем, что от их логики молодецкой у Бессмертного колики в животе приключились. Это ж всем исстари известно - посадника Перуна только колики взять и могут.
[indent] - Кому Полька, а кому и Аполлинария Якимишна, - беззлобно осадил древний не в меру разошедшегося в откровенности колдуна, - Нежить возраста несовершеннолетнего, любимая дщерь социально адаптированных родителей Смоленской прописки. Вы же в курсе, что нарушаете права условно-неживых граждан?
[indent] В отличии от честного колдуна Зарецкий фантазировал легко, можно сказать, с профессиональной сноровкой. Ему верили даже пациенты с параноидальным расстройством в состоянии персекуторного бреда, что уж там говорить про изолированных защитным куполом местных домовых, веками лишенных полноценных коммуникационных связей с внешним миром? Сказано, что у мавок и вурдалаков есть гражданские права, значит есть. А будут спорить, то древнему, в качестве баловства и назидания, не долго устроить и отмену крепостного права для домовых и дворовых в отдельно взятом зачарованном городе.
[indent] "Даешь революцию упырям! Улучшение кладбищенских условий и бесплатную донорскую кровь по талонам!" - хмыкнул про себя развеселый упырь и вдруг, внезапно, понял, что шутка шуткою, но от крови он бы сейчас и сам не отказался. Хорошей, крепленой огненным колдовством, крови.
[indent] Это было, мягко говоря, странно, ибо Вениамин Ростиславович собирался нынче в гости ответственно и был сыт со всех сторон - мало ли причин совершить кровопускание в его психиатрическом? Тем более когда в отделении шум и гам, когда в компании "среди своих", куда быстро, безоглядно и как всегда основательно, в течении каких-то пару дней влился и Зарецкий, справляли юбилейные сорок пять Томочке Капустиной, старшей медсестры, красы и гордости всей неврологии? Дел-то на десяток минут с учетом сервировки. Он даже стаканчик за собой помыл и яблочко даром от благодарного реципиента для восстановления затраченного гемоглобина поднес. Так что нет, не откуда было взяться в древнем такому искреннему и чистому желанию свернуть сивому шею и на открытом живом костре устроить барбекю из его плоти.
Однако ж в требухе чуть ли не урчало в голос, что тоже наводило на подозрения - Вий не Борис, Борис не Вий, коликами на дурость людскую по братски не делились. Вий и идиотов за милую душу харчил, и полудурков, случалось, целиком с косточками грыз и ничего, никакой аллергической реакции. Напротив, упитанная тягость и общее удовлетворение от установления вселенской гармонии в одном конкретно взятом участке яви. А тут убивать и прах по ветру, по ветру на все четыре стороны, ну что за проза!
[indent] Вий даже огорчился немного. Вот даже расстроился слегка пока сивый строил планы мероприятий по воздействию и пресечению, даже скосил поблескивающие дурной хищной желтизной глаза влево, где жреческий посох хоть и вопиял молчаливо о вечном гладе и сиротстве, но силу живую с закольцованного в тьму пса не тянул, вел себя в гостях прилично; скосил глаза вправо, где молодой и доверчивый Суматохин-Козинов досадливо сжимал кулаки и ретиво притоптывал носком кроссовки - рвался спасать неизвестного природе дурня, да еще и слепого, от страшного приговора “чуть ли не досуха выпила”, что и звучал-то знающему уху абсурдно ("Ну как может эта мавка голопузая, без году неделя как овеществленная, высушить взрослого огневика да еще и за несколько часов? Даже здоровье ему не надорвала пока еще, даже мигрень не навлекла, недоросль убогая!"), посмотрел вправо и вверх, на окна терема, где бледным лунным ликом мелькнула та самая пигалица и недоросль, что намедни крайне для себя неудачно прикинулась буйногривой и пленительной Клоди (предметом ностальгических Виевых вздыханий и сентиментальной тоски: рыжая ведьма как никто умела организовать его холостяцкий быт и вообще была исключительно талантлива по части хозяйственной ворожбы, жаль что как это водится с подружками Зарецкого покинула его безвременно и немного трагично), а теперь была вынуждена прятаться в доме светлых колдунов едва ли не под спальной лавкой - вот что значит позариться девке на ухажера не своего круга и статуса; и окончательно взгрустнув - “Придется сивого все ж съесть, коль так хочется!” - уперся взглядом себе под ноги.
[indent] Под ногами клубились тени. Кишмя кишели, мрачные. Зубьями клацали, когтями топорщились - нападать готовились. Чтобы рвать-рвать-рвать, чтобы жрать-жрать-жрать и ни клочка, ни копытца от обидчика не оставить.
[indent] “Это что ж выходит, колдун которого из моих бездомных в прошлом обездолил?” - сначала подумал Вениамин, потом вновь бровь когтем почесал, потом хмыкнул, и себя, и сивого тоже к дурням причислив, вдруг рявкнул голосом командным, в котором не просто сталь звякнула - рать от первого до последнего звука прошла, полки сшиблись, да полегли до одного, а полегшие истлеть в труху костяную успели:
[indent] - Никшни, - сказал, тень свою боевую, разошедшуюся, окоротив, заодно и местному ретивому сторожу про собаку его ответив, - Возражаю. Песик пока тут побудет, под присмотром.
[indent] И тут же для понимания под чьим или, что вернее, для наглядного инструктажа по технике ведовской безопасности - «А то ведь полезть вздумают, а то ведь решат, что запросто перешагнуть смогут!» - как-то так хитро повернул кистью или, может, пальцами прищелкнул, что тоненький ручеек, по гоголевской методе ограничивающий мохнатую скотинку, вдруг набряк, вспух, приобретая плотность и объем, разомкнулся и воплотился одним из излюбленных зверей Велесовых, тавренных по телу личным божественным знаком - индийской королевской коброй особо крупных размеров, каких в живой современной природе и не встретишь. Там где она проползала - прах и пыль от иссохшей травы колыхались в ночном воздухе и жирной смертной сажей оседали на призрачную чешую, делая ее материальней, лаково блестящей. Откликаясь на призыв кобра поднялась с земли, обернула к Вию белоглазую морду, распахнула приветственно клейменый капюшон: поздоровалась. После чего опала и вновь безобидно тонким черным ручейком замкнулась вкруг собаки.
[indent] - А мы в дом пройдем, - как ни в чем не бывало продолжил Зарецкий, в самом деле разворачиваясь в сторону крыльца. - Данила, не спи.
[indent] Конечно, это было против всех тех правил, которые положено было соблюдать и которые все равно никто другой из присутствующих не знал и не помнил в полном объеме. Конечно, все это было несколько чересчур: не только каменный жреческий посох с вполне узнаваемым ликом, не только змея и роспись ею оставленная, незаживающая как рана на шкуре оборотня, совершенная серебряным оружием, но и это его вторжение в чужое жилище, как бы, если поднимать основы основ, ему не доступное и в которое он собирался войти безо всякого приглашения - “Помилуйте! Где одна нежить отметилась, там и эскадрону нежити явка разрешена безо всяких условностей. Не то что Вию. Вий - это ж даже не дивизия!” - но и его беспечно повернутая к огненному колдуну спина - весьма удобная мишень в белой-то сорочке. Но какие уж тут основы, какие правила, если холимый и лелеемый двоедушный эксперимент уже во всю стучит зубами и культивирует в себе всякую инфлюенцию, легко узнаваемую невооруженным лекарским глазом? Ради такого ценного гомункула не только заповедный зарок, но и собственный принцип нарушить можно, с живой домовой нечистью парой слов вполне тактично перемолвившись:
[indent] - Чаю ему нальешь, - бросил в пустоту на ступени поднимаясь по которым давеча мавка прошла, - Горячего. С медом. И камин растопи. Пусть согреется.
[indent] А в этот же самый момент в этом же самом доме, но только этажом выше заполошно металась в тесном пространстве гостевой комнаты та самая псевдо-Елена, она же псевдо-Клоди, псевдо-Ритка и свеже обозначенная Полька Якимишна, пребывая в состоянии самой настоящей человеческой паники близкой к самой настоящей женской истерике, чего в принципе быть не могло, но однако ж было. Потому что мавка эта второй раз уродилась исключительно одаренной, весьма находчивой и альтернативно мыслящей, склонной к новаторским идеям и не стандартным ходам. Вот и сейчас, накружив по комнатке вдоволь и еще раз, мельком глянув в окошко, чтоб убедиться в полновесной реальности своего навязчивого кошмара - хоть и без того она чувствовала присутствие вожака всей шкурой - наломавши вдоволь рук и напричитавшись досыта, вместо того чтобы смиренно ожидать своей участи там, где ее застали, Лена-Полька приняла отчаянное решение. И ровно в тот миг, когда нога Вия наступила на первую доску лестницы, мавка стремглав кинулась вниз, обратно в комнатку, где в тяжелом и муторном забытье разлеглась на диване ее жертва. Промчавшись гнилым туманом, просочившись сквозь все препоны, практически развоплотившись и утратив человеческий облик, нежить обрушилась на колдуна, обхватила его руками, оплела его ногами, выпустила столько привязей, сколько ей было доступно и даже немножко больше, прижалась к телу человеческому всей своей сущностью, в это мгновение больше подобной на пульсирующую в такт сердцебиению Дениса болотную тину, студенистую лягушачью слизь - сделала все, чтобы стать хоть на миг, хоть на час, хоть на ночь единым с ним целым, чтобы проникнуть в его сны, в его мысли, пропитать его собой. Чтобы невозможно было отделить ее от силы его, не убив их обоих...