Двенадцатый год нового века у Александра Фадеева не задался с самого начала. Переспав ночь с тридцать первого на первое с проблемой, в новый год он проснулся с твердым решением более не участвовать в дурацком цирке под названием “мы тебе верим, Сань, но пойми, такие правила”. То, что он не возмущался, ничего не доказывал, не обивал порог начальничьего кабинета, еще не означало, что ему не было обидно, досадно и нечего сказать. Просто - не мальчик, предел своей гибкости знает, не гуттаперчивый - прогнуться под новые правила он все равно не сможет, не стоит и пытаться.
Он честно попытался начать новую жизнь. Хотел сменить шило на мыло, пойти к железнодорожникам. Не дошел. Суета вокзала слишком напоминала аэропорт. Та же, да не та. Как резиновая баба после живой женщины. Устроился охранником в Метро. В то, которое магазин. На него посмотрели, как на медалиста, подавшего заявление в ПТУ. Взяли, впрочем, без особой надежды, что он задержится. Он и не задержался, недели от испытательного срока хватило, чтоб все понять. Если продолжать аналогию с женщиной, эта оказалась даже не резиновой…
Сарафанное радио работала как надо. Предложения о работе на его электронный  ящик поступали регулярно, охотники за головами периодически названивали, но Фадеев взял тайм-аут.  Менять надо было все. Чтоб не напоминало, не бередило и не злило. Мама вон давно говорит, что в школе не хватает физиков-математиков. Почему нет? Работа не скучная, стрессов хватает, рабочий день не нормирован. В школу можно раз нырнуть - и уже не выплыть. Как раз по нему работа. А педкурсы можно и заочно пройти.
Спешить Фадееву было некуда. В деньгах он не нуждался, потому как жил всегда не по-московски скромно, а зарабатывал как раз очень нескромно даже по столичным меркам. Его подушка безопасности здорово напоминала нормальный такой матрас безопасности. Он мог позволить себе не работать еще несколько лет, если бы все упиралось просто в деньги. Но все упиралось в то, ему надо было чем-то занимать руки. Руки он занял в автомастерской школьного товарища, в сервисе “Муж на час” и в том, чтоб искать по лесам потерявшихся людей в составе недавно созданного добровольческого отряда.
Отцу он ничего не рассказал. Стыдно было, что ли. Неловко. Благо сильно врать было не нужно, достаточно было просто не говорить. Короткие телефонные разговоры, редкая электронная переписка - привет, все нормально, пока.
Этот сентябрь был богат на потеряшек. Не успели найти близнецов-таджичат в солнечногорских лесах, сигнал из Шатуры - грибник зашел в болота, связь потеряли, отработали там - старушка из Подольска… Старушку тоже нашли живой, сдали родственникам - и тишина? Правда? Никого больше не понесло в лес за грибами? А, дожди же… может, еще дня на три...
Вернувшись вечером девятнадцатого домой, Фадеев обнаружил в дверях кусок плотной бумаги. Телеграмма. Он сперва просто удивился самому факту телеграммы - их еще используют? И только минуту спустя до него дошел смысл: "Отец болен. Несерьезно. Неизлечимо". Что ж, это объясняло все. Хорошо, что не кусок бересты…
Еще не открыв двери в дом, нащупал в кармане ключи от машины. Вовремя остановился - какая машина? Он на ногах больше суток, почти двое. А в поезде хотя бы отоспаться можно.
Билет купил онлайн. Боковушка, верх у туалета. Нет, можно было разориться на СВ, и  если бы СВ ехало быстрее плацкарта, он бы не жадился. Но разница была только в комфорте, к которому Саня Фадеев с детства был равнодушен.
Полчаса на душ, бутерброд, одеться, собрать вещи в средних размеров рюкзак и отдать ключи от квартиры теть Гале, соседке. Сорок минут до вокзала. Четверть часа ожидания и короткий сон в пути. В десять утра он уже стучал в двери отчего дома.
Дома, кажется, ничего и не изменилось с тех пор, как он был мальчишкой. Разве что раньше и весь дом, и каждая комната в нем казались ему гораздо просторнее. А так - все было по-прежнему: спальня родителей слева от входа, дальше - вход в его детскую. Там все осталось так, как перед его отъездом: книги, игрушки, глобус. Из нового, чего раньше не было - добрый, но бестолковый от потрясения, домовой, который вообще ничего не объяснил, а только залился стариковскими слезами.
Если отца нет дома, то он или в больнице, или - по основному месту работы, то есть, на конюшнях. Пожалуй, начать стоило с конюшен - там наверняка можно найти отцову начальницу Марию Борисовну, уж она-то точно знает, и где Фадеев-старший, и что за болезнь такая на него напала.
Жаль, такси он уже отпустил. Таксист, надо думать, слупил с него невиданную в этих краях сумму за дальность переезда и несусветную рань, так что обратно сдымил на крыльях ветра. Это он не подумал, да… Что ж, ладно, ерунда. Фадеев оставил домовику рюкзак, велев разобрать из него все. Лучшее лекарство от слез - это работа. А сам вышел на крыльцо, ударился оземь - и полетел сизым соколом. Дорогу до конюшен он помнил.

Отредактировано Александр Фадеев (10-06-2021 19:28:58)

Пешком дольше вышло бы, а птицей - быстро. Летать Фадееву нравилось, жаль, с практикой в Москве было не густо. Вот в подмосковных лесах - это было можно. Если опять же осторожно. Очень помогало в поисках потеряшек. Правда разок чуть не спалился, потеряшка нашелся быстро, силы на наблюдательность были. Вот и приметил, наблюдательный, что над ним птах пролетал какой-то не такой. То ли какой в лесах не водился вообще, то ли в этих лесах не водился. Саня сделал тогда морду лопатой, прикинулся дурачком, сдал потеряшку координаторам - и какая такая птица, ниче не знаю, не видел, перед собой смотрел. Но на заметку взял - получше узнать, где какая птаха водится. Мало ли, где опять опростоволоситься придется.
Впрочем, тут можно было особо не осторожничать, среди своих-то. А летать ему нравилось не только за скорость, но и просто так.
А вот во дворе конюшни что-то не понравилось. Не понравилось не так, как городскому не нравится в деревне, в этом смысле он остался все тем же деревенским  мальчишкой. Запах сена, навоза, запах лошадиного и человеческого пота все смешивалось в одну картину рабочих деревенских будней.
Не понравилось как безопаснику. Тихо очень. Ммм… как в полдень, что ли? Не ко времени. Сейчас же должна же кипеть работа, разве нет? Но навстречу ему вышла только Сама.
И она ему тоже не понравилась. Не как мужчине. Как безопаснику. Когда глаз замечал таких в аэропорту, внимание невольно фиксировало напряжение. И тогда он останавливал взгляд, чтоб увидеть другие признаки, потому что причиной напряжения может быть что угодно, а не аллах акбар и пояс со взрывчаткой под пальто. Тут причина напряжения - отец? Проблемы на конюшне? Неладно в семье? Конец света назначен на завтра, а дров не подвезли? Пока непонятно.
А так-то она ему всегда нравилась. Это он помнил. Как мог часами сидеть ждать, когда она освободится, чтоб немного поиграть с ним. Как слушал её сказки и присказки. Как обнимал и утыкался носом, чтоб понюхать, как пахнет. Пахла она сказочно, он до сих пор помнит.
Мама не любила её, называла Твоя и Эта Твоя - когда ругалась с отцом. С ним - никак не называла, поджимала губы и злилась тихо. И тогда Саня обнимал маму. Мама пахла не так волшебно, а духами Ландыш Серебристый. И маму ему было жалко. И с мамой он про Саму не говорил.
Как это все было давно! Ему, конечно, вдруг стало интересно, так ли пахнет Сама, как в его детстве, но, разумеется, подбегать и обнимать её он не стал бы, габариты его были уже не те, чтоб пытаться проделать этот фокус, возраст и статус. Потому он только улыбнулся и ответил:
-Здравствуйте, Мария Борисовна. Вас мудрено не признать, вы совсем не изменились. Я доехал хорошо, спасибо. Про отца - ничего пока не понял. Вы сами как?
Ну, подумалось Фадееву, по крайней мере, она не плачет. Это, вкупе со словом “не серьезно”  из телеграммы обещало продолжение, отличное от “все плохо”.

Пахла она так же - это Саня почуял, когда она подошла ближе, чем на шаг. Он едва заметно улыбнулся: не так много в этом мире чего-то настолько же постоянного, приятно, когда детские воспоминания не предают.
-Не по чину мне быть Александром Ивановичем, когда отец - просто Иван. Да и начальник я теперь лишь себе. Зовите как раньше, Саней.
От незаданного вопроса до явления ответа прошло не так много времени, вряд ли даже минута. Но Фадеев успел прикинуть, к чему готовиться. Отец оброс зеленой шерстью? Покрылся слизью? Отрастил рога? Сияет и мироточит? Что вообще может быть одновременно несерьезным и неизлечимым?
Когда из дома вышли дети, он какое-то время еще смотрел на дверь поверх их голов, ожидая, что вот сперва они, а следом вышагнет отец, какой уж ни есть, а все-таки он его узнает. Понимание все-таки пришло немного раньше, чем белобрысый шкет заговорил с ним. Саня успел не просто удивиться, а конкретно так охренеть, потерять дар речи, вдохнуть и выдохнуть - и при этом как будто ухитрился сохранить лицо и не воззвать вслух к матери, ни к божьей, ни к ядрене. Глаза только едва не вылезли из орбит, да передумали вылезать совсем. В самом деле, если подумать, все верно - отец живой, в порядке, даже в здравом уме и трезвой памяти - чего еще надо-то?
Он коротко оглянулся на Саму, кивнул, коснулся рукой её руки - мол, в порядке, спасибо - и присел на корточки перед мальчишкой, чтоб лучше видеть его лицо. Поднял перед собой кулак, чтоб отец мог ответить на приветствие, коснувшись своим. Некоторое время смотрел на него, даже приобнял за тонкие, как лягушачьи, плечики, чтоб убедиться, что это правда, не морок.
-Ты ведь не это имел в виду, когда говорил, что смерть от старости нам не уготована, - сказал озадаченно. И ободряюще ему улыбнулся: прорвемся, отец, ничего.
Поднялся на ноги, хмыкнул:
-Прямо, сюжет для рекламного ролика в рамках антиалкогольной кампании. Я, кажется, уже зарекся пить.
Посмотрел в ту сторону, куда старушка увела Веточку.
-А девочка - она тоже?..
Не в одиночестве же отец наливочку уговаривал. Если так, то причин для напряжения у хозяйки больше, чем достаточно.

Александр кивнул: да уж, надо. Хотя оставаться с отцом вдруг как-то стало неловко, что ли. Этого бы не было, будь он в своем обычном обличии, каким Саня видел его год назад, например. А так… будто бы и все понятно, все нормально. Недоверия не возникло: да, это отец. Его глаза, его манера ходить, говорить, наклонять голову. А все равно - будто рядом с тяжело больным. Неизлечимо.
Но с другой стороны - привыкай, Саня. В старости вон люди тоже, говорят, в детство впадают. Характер меняется, привычки, память отшибает опять же. Тоже не позавидуешь. Отцу в какой-то мере повезло. Как второе дыхание открылось у бегуна. Или вторая жизнь у кошки. Или - закочил с черновиком, перешел к чистовику. Только бы смог он эту вторую жизнь прожить, чтоб ни магия, ни жизнь никакой подлянки не выкинули.
Много же мыслей приходит в голову за один миг! Ты только глазом моргнул - а голова думает: детсад, наверное, не понадобится. Тут и присмотрят, и защитят, если что. Что там отцу делать, дедовщину разводить? А вот в школу надо будет походить. Аттестат получить…
Аттестат! Да ему бы свидетельство выправить! А то ни паспорта потом не получит, ни прав - Фадеев Иван Иванович, маугли из российского леса, сорокового года рождения. И думать об этом надо сейчас, чтоб вторую жизнь не загубить…
Это у коллегам-безопасникам обращаться надо, связи поднимать… и как объяснять? Проблема… Думать надо.
Он выслушал отца очень внимательно, почти не отвлекаясь на мысли о документах. Помолчал. Поправил негромко:
-Мы найдем, пап. Я остаюсь. Рассказывай, как дело было.
Он, конечно, от следственной работы был далек, максимум - участвовал как консультант. Но ничего, не боги горшки обжигают, справятся как-то.

Отредактировано Александр Фадеев (14-06-2021 13:28:15)

Вот даже не укол совести - а хороший такой улей совести. Отец тут совсем заработался. Пьет вечерами один. Вообще один. И, кстати говоря, отец до этой истории был совсем не молод, хотя и выглядел ему едва ли не ровесником. А он - чего в своей Москве сидел? Сразу надо было сюда ехать. Ну и ерунда, что неохота было про работу рассказывать - сейчас вот тоже неохота. Так неохота, что лучше соврать. А все равно надо было сразу ехать, а не ждать неизвестно чего.
Фадеев вздохнул, отгоняя неконструктивные мысли и давая дорогу конструктивным, нужным.
Ага, наливку подменили, и сделал это кто-то не просто свой, а кто хорошо так изучил отца. И его обстоятельства. И этот кто-то сейчас - все еще тут, на ферме.
В голове сразу начал складываться план: побеседовать с каждым, именно что побеседовать. Расспросить о последних…
-Сколько бутылка без присмотру была? От того момента, как с содержимым все было хорошо, и до вчера.
...вот об этих последних днях. Зафиксировать все точно-точно, до минут. Чтоб сравнить потом, кто где был, кто что делать, а потом уже отрабатывать лакуны и неточности. А пока беседуешь - отмечать, кто испуган, кто огорчен, кто врать станет, а кто нет.
Сразу ехать надо было. Сейчас бы уже всех знал…
-Закончилась работа, отец, - соврал с улыбкой. - После сорока пяти нашего брата на пенсию отправляют, говорят, срок годности истек, так-то.
Ну, если подумать, не совсем и соврал. Так-то очередь на их работу не стоит. И не потому, что работа невкусная. Потому что требования высокие, и без этих новых дурацких правил текучка та еще. Так что шанс остаться на рабочем месте с теми же обязанностями, но другой записью в трудовой, у них у всех был ненулевой. Ага, пока государство под кожу не полезло. Проредило старую гвардию, а кого понабрало вместо - мама дорогая… Не его, Фадеева, дело, кого. Но статистика дама суровая. Статистика говорит: хотели как лучше, а получили как всегда.
Хмыкнул, отгоняя дурные мысли. Усмехнулся. В общем, даже и к лучшему, что он уволился. Не надо отпрашиваться да смены менять, сам себе господин. А в каком статусе - кому какое дело?
-Теперь вечерами газировку пить будем… Дюшес, Тархун… Раньше еще Колокольчик был - совсем испортился. А летом будем есть мороженое. Ты где теперь жить станешь?

Саня едва удержался от того, чтоб зажмуриться и прикрыть глаза рукой. И от того, что интервал между дегустациями выходил пару дней, и от того, что пил отец один, но более того - от жуткого контраста между образом отца-вчерашнего и вот этого мелкого, со знанием дела рассуждающего о женской фигуре. Так-то, по возрасту, ему еще не скоро придется отведать и того, и другого.
Надо будет уточнить потом, правда ли нет от этой напасти средства. Вторая жизнь - это, конечно, отлично, но может, отец будет рад вернуться к первой, какая она ни есть. Он бы ничего, справился бы, хоть бы какая сложная была задача, хоть какие условия. Только вот надежды на это мало. Такое колдовство обратного хода, насколько он знал, не имеет.
-Сначала окрошка, потом - мороженое, - сказал с улыбкой, думая на самом деле совсем не об окрошке и не о мороженом. Вспомнил некстати Тоню - как они готовили летом окрошку, и как она всегда добавляла туда горчицу. Как мечтали - поженятся, заведут трех детишек. Двух мальчиков и девочку. Купят домик под Москвой, будут растить детей на свежем воздухе. Без макдональдсов и кока-кол. Что такого страшного в кока-коле Саня не понимал, но раз Тоня против, отчего нет. Усмехнулся, отогнал воспоминание, здорово потускневшее за почти десяток лет. - И, кстати, самое время тебе попробовать кока-колу, если еще не пробовал. А то ни за что не сойдешь за нормального ребенка.
Задумался уже о насущном. Если уж точно-точно окажется, что совсем нет никакого способа снять это колдовство, надо просто привыкать жить вот так. Дом продать или сдать, что ли, недорого. Недорого, чтоб поскорее, чтоб не висело. А жить - ну, видимо, тут. Разберется, где. Ему самому много не надо. А вот ребенку…
- Тут будем жить. Для чужих, кто не в курсе, скажем, что ты мой сын. Со мной из Москвы приехал. Мать - Антонина, ты её и не знал. Насчет работы с Марь Борисовной сам поговорю. А что тут с жильем?

Водки! Ага! Фадеев-младший тихо вздохнул. Он бы сейчас точно чего-нибудь выпил, но точно не водки. Голова сейчас нужна ясная-ясная, как зимнее утро. Чай бы, пожалуй, не помешал. В поезде проснулся поздно, времени на чаи-кофеи, а тем более, быструю лапшу, уже не было - только и времени было что куртку накинуть, да постельное белье проводнице сдать. Поезд проходящий, стоянка семь минут…
-Водки я тебе еще лет десять-пятнадцать не налью. И про вред расскажу, особенно для подрастающего организма, если ты вдруг забыл. Ты, знаешь… ты тушку-то эту свою береги, она у тебя сейчас цыплячья.
Думал, быстро-быстро думал. Пока в школу не пойдет, с формальностями можно не спешить. Но вот когда придет время в школу идти, к тому времени надо уже успеть нормальные документы справить. Отец, скорее всего, в большой мир рваться не будет, тут останется, но как знать, большой мир горазд протягивать лапы куда не ждали.
И дом пока продавать нельзя… отсюда до школы пилить - не ближний свет...
-И вообще… будем считать, что ты пока на больничном. Со всеми ограничениями. Выздоровеешь - выпьем.
Ну да. А он пока позамещает на время… хм… нерабочего состояния отца.
Саня Фадеев был с детства воспитан в уверенности, что его место - тут. Что его священная задача - хорошо приготовиться к исполнению своих обязанностей, найти невесту, жениться, произвести и вырастить себе достойную замену. Вот только к уверенности этой он всегда относился по-разному. Поначалу с воодушевлением: кто же не хочет всю жизнь прожить в необыкновенном месте, быть своим среди колдунов, да еще и можно не мучиться насчет профессии. Потом скептически: предопределенность - сомнительный дар. Мир так велик… Потом - спокойно, философски, как к чему-то, что теоретически возможно, но на самом деле никогда не наступит: так принц Чарльз точно знает, что стать величеством ему не светит - ну и отлично, долгие лета королеве-матери. В его случае - отцу.
Кто ж знал, что лета окажутся настолько долгими!
Теперь чувствовал некоторую оторопелость: вот он, вернулся. И что? Как дома он себя не ощущает. Ни тут, ни в Москве. На своем месте - нет. И предопределенность эта подмигивает ему, усмехаясь как повариха. Ну давай, мол, набегался, задача та же: невеста, свадьба, наследник… Хотя, погодите, наследник у него уже есть.
-Стеснять тебя не стану. Нам двоим в твоих двух комнатах делать нечего. Ладно, давай, пойду я. Вечером принесу вам мороженного, тебе и Светлане. Притворяться ребенком надо убедительно!
Он помнил, что когда-то в Смородине продавали волшебное сливочное мороженое в вафельных стаканчиках. Теперь таких в Москве не бывает. Если тут еще остались - вот это окажется настоящим волшебством!

Марью Борисовну нашел не слишком далеко, у дома. И снова тихо про себя, не выдавая себя, вздохнул. В голове это укладывалось с трудом: так изменившийся отец и совсем не изменившаяся Сама. Умом все понимаешь. Но человек, он не из одного ума состоит.
-Я не спросил, давно он такой?

Отредактировано Александр Фадеев (20-06-2021 01:14:33)

Саня только мягко усмехнулся, уходя, а спорить не стал. Время яростных споров с отцом для него прошло, и он совсем не горел желанием его возвращать. Ну, если только в самом деле, детское возьмет свое, и в отце проснется однажды подростковый максимализм.
Подумал только - как будто я когда модничал за столом. Ел Саня Фадеев все, вообще все, включая васаби и маринованный имбирь. Нормально переваривал экзотических морских гадов, всякую слизь из раковин и засахаренных скорпионов. С удовольствием пил национальный калмыцкий чай, от которого воротило нос большинство его коллег, ел конину, собачатину и змей. Да ладно, ухитрился же он будучи подростком есть то, что готовил сам, когда мама долгими вечерами пропадала на работе, а в холодильнике шаром покати. Ничего, не помер, даже научился не переваривать и не палить до золы. Так что опасения отца были напрасны.

Но мысль эта была из не важных, так, пролетела - и ладно, птицы тоже летают, что теперь. А вот про четыре дня - это была мысль важная, и её надо было здорово осмыслить. Он-то думал - вчера утром все обнаружилось. И это было бы одно. Это означало бы, что злоумышленник добился чего хотел, и с часа на час можно ждать неприятностей. Но четыре дня! Да за это время можно было всю ферму по бревнышку раскатать… Чего ждут?
-Спасибо, Марья Борисовна. От еды не откажусь, но с банькой погодите. После неё в сон клонит, а спать пока рано. Думать надо.
С улыбкой и легким кивком принял чашку. Кажется, похожа на ту, из которой в детстве пил тут парное молоко. Или она и есть?
Странное его охватывало чувство. Он бы сказал - нехорошее, если бы оно не было на самом деле очень хорошим. Будто все правильно, он, наконец, вернулся туда, где и должен был быть. Тут все знакомое, родное, любимое. Расслабляюще уютное, безусловно-безопасное. Да, вот на этом месте сотрудник СБ и обычно и делал стойку на ушах. Потому как то, что выглядит безопасным, оно-то как раз в первую очередь и подозрительно. Трогательные забытые куклы на сиденье в зале ожидания. Лаковая дамская сумочка на стойке регистрации - мадам, это не вы забыли? Глаза лани в прорези паранджи. Торговец воздушными шарами, вдруг переместившийся из одного зала в другой. Чашка из детства, когда он был совершенно счастлив, потому что еще не испытывал никакого несчастья.
Это все было слишком хорошо для того, чтоб быть правдой. Обманчивая, хрупкая тишина. Его кормят завтраком, заботятся,  а он прислушивается - не прозвенит ли сейчас крик, грохот, взрыв, стрельба. И - нет, это не проходит даже с годами. И не лечится. Старшие товарищи рассказывали - это навсегда.
-Четыре дня - это больше, чем я думал. Если после вот этого, - неопределенно махнул рукой за окно, имея в виду новое состояние отца, - ничего не произошло, то тут два варианта. Либо что-то пошло не так, и то, ради чего это делали, отменено или отложено. Либо что-то уже произошло, но очень, очень тихо и пока не вскрылось. И я пока не знаю, что лучше, опрашивать ли всех подряд согласно ведомости, или сделать вид, что ничего не произошло, и наблюдать. Как вы думаете? Вы ситуацию лучше меня видите.

Саня чуть приподнял брови - хм, об этом он совсем не подумал. Это даже звучало странно: захотеть сделать кого-то ребенком - просто так? Без другой цели? Без злого умысла? В голове не укладывалось. Совсем. Пока. Чтоб этот вариант сложить, надо очень, очень хорошо его обдумать. И знать больше, чем сейчас, да. Так что спорить он снова не стал, отметил только - учитывать и этот вариант, отмести его всегда успеется.
Помолчал немного, благо здесь даже предлога для паузы было не нужно. В Москве вот нужен - спрятаться за стаканчиком с кофе, заглянуть в телефон без цели, междометие вставить, шуточку бессмысленную пустить…. Тут можно было просто молчать, тут тишину понимали. Подумал, поднял взгляд на хозяйку, усмехнулся скупо:
-Так расспрошу, чтоб не противно было. Все равно с людьми знакомиться.
Поначалу ему казалось, кусок в горло не полезет. Как иные не могли уснуть на новом месте, как кто-то не может работать, когда смотрят, так он иногда не мог есть, если рядом с ним стояла и сверлила его тяжелым взглядом новая непростая задача. Но и задач таких в жизни его было не так чтоб уж много, да и эта, хотя и была серьезной, но не настолько срочной, чтоб терять аппетит. Он взял оладью и - ох, вот это совсем нечестно, все как в детстве! Этот вкус так и остался здесь. Мама в Москве оладий и блинов не пекла - вредно, говорила. А на самом деле, у неё на это не было времени. Тоня пекла, тоже вкусные, но не такие. А когда Тони не стало, он прочно перешел на покупную и столовскую еду. Ну и на доширак и пельмени, благо в одну морозилку запаса пельменей помещалось аккурат на месяц-полтора, а для бич-пакетов даже и холодильника было не нужно.
-Вкусно, - заметил негромко с улыбкой.
Здесь все было вкусно. Осенний воздух, запахи и звуки, и сметана другая, и чай не такой, как в Москве, и, похоже, ему не нужно слишком много в себе менять, разве что снова поймать смородинский ритм бытия. Это не так сложно, он был сходен с ритмами подмосковного леса, где Фадеев пропадал в последнее время дольше, чем в столице.
-Не знаю пока, как отвечать на это, выпал из обоймы, обратного пути нет. Если бы не это вот все, все равно бы сюда вернулся, наверное. Просто не так быстро.
Отчего-то говорить об этом было трудно. Так трудно, что он так и не сказал отцу.  Отец спрашивал о делах, да, Саня и рассказывал, хотя и коротко, чего там растекаться. А об этом - не сказал, не смог. А теперь - ну, можно увильнуть раз, другой… А смысл-то увиливать? Беспомощность свою тешить? Иллюзии множить? Выстраивать параллельную реальность, где у него все хорошо? Он еще с ума не сошел, заниматься самообманом.
И все равно, не нашел сразу нужных слов. Потянулся в нагрудный карман за очками, вынул, повертел в руках, но не надел. Все еще ощущал как что-то чуждое. Хотя мир вдалеке расплывался, будто скрытый пеленой дождя. Не так уж ему и нужно то, что вдалеке.
-Для прежней работы я признан негодным с августа прошлого года. Свободного времени стало слишком много. Так что чем только не дышал все это время. Поломанное чинил - для заработка. Людей потерявшихся по лесам искал - для радости, когда живыми находятся. Когда просто находятся - тоже хорошо, лучше, чем без вести сгинуть. Но это не работа. Так что останусь тут, сколько нужен буду.