- Чего куксишься, Патрикеева?
Дарья от души зевнула во всю свою широкую, жаль, не змейскую, а обычную человечью пасть, потянулась, хрустнула пальцами и плечом, а потом так же неспешно сложилась обратно. То есть, на крутящийся потертый стул, который возомнил, что он кресло, только из-за наличия некоей жалкой... подушечки на каркасе, что тыкалась сидящему то ровно в поясницу, то немного выше, в зависимости от роста. Стул скрипел, шатался, плохо ездил, был мал и неудобен. Зачем, спрашивается, Патрикеева на нем сидела? Возможно, чтобы не уснуть.
Хороший городок Смородин, родной, любимый, всей ее широкой драконьей душой нежно обожаемый, и скажи кто угодно не свой, а уж совсем беда, если не местный, что есть у Смородина недостатки - бежать бы тому надо было быстро и петляя, как заяц. И не факт, что это бы его спасло. Однако положа руку на сердце, Дарья могла бы признаться, скорее всего, не вслух, а так, мыслишкой тоскливой, особенно по ранней весне и средне-поздней осени, что кое-что в родном городе ее... угнетает? Нет. Расстраивает? И это нет. Но вот это бы Патрикеева как-нибудь бы исправила, если бы знала, как. Ну то есть, если бы знала, как, но чтобы при этом никто не умер и ничего не сгорело.
Слишком тут было тихо. Слишком... спокойно. Размеренно. Предсказуемо.
Огненной натуре претили покой и благополучие, мятежная крылатая хотела бури, пусть сама в том никому, даже себе, не признавалась. Дарья понимала Германа, который успел сунуться во все войны, которые нашел, понимала, что его туда вело, и так же чётко понимала, что едва она заикнется о подобном - крылья ей оторвут наживую и даже потом не извинятся. Если не оторвут, так Марья Егоровна так что-нибудь наколдует, что Патрикеева полста лет проспит, пока не одумается.
- Скучно мне, Толик, - призналась Дарья, лениво приоткрыв глаз. Со змеей ее сравнивали редко, с кошкой - часто. - Отвыкла, что наш максимум - это пьяный подросток на мотоцикле или дядя Вася, не там, где надо, севший по весне порыбачить.
- А тебе взрывы подавай, да? Рухнувшие дома, падения с высоты, попытки суицида? Может, массовую стрельбу? Ты откуда такая кровожадная, а?
- Из лесу, вестимо, - ни буквой не соврала Патрикеева, открыв второй глаз, - из яйца там вывелась, в гнезде выросла, а потом в город вышла. Толик, я не кровожадная. Я профессиональная. А мой безграничный талант простаивает и пылится. Это обидно, Толик.
- Так в Москву езжай, - фыркнул напарник по смене. - Там каждый день какая-то жесть.
Толику в Смородине скучно не было. Не потому, что он не был профессионалом, а потому, что он был нормальным человеческим мужиком сорока трех лет, с престарелыми родителями, женой и сыновьями-подростками, домом, огородом и гаражом, в котором стояла любимая, вечно ремонтируемая "шестерка". Отработав смену спокойно, он выдохнет, примет душ, переоденется и поедет домой есть борщ, помогать с уборкой и раздавать лещей за двойки. А Даша куда поедет?.. То-то же.
- Дежурная бригада, на выезд!..
Ожил скрипучий динамик, Патрикеева встрепенулась, раскрутилась со стула, потянулась за курткой. Ей холодно бы не было в любом случае, но привычка не выделяться работала на автомате.
- Как думаешь, что на этот раз: котик на дереве или ребенок лоб разбил?
- И всё-таки злая ты, Патрикеева, - вздохнул Толик, подхватывая чемоданчик и глядя с укоризной не белокурую напарницу. Всем же хороша, если б не характер!.. Кто ни пытался приударить, потом как ударенные и ходили.

- ** твою мать.
Выразительно и, кажется, довольно громко обозначила Дарья их общее с Толиком мнение, когда бригада поднялась на крышу и протолкнулась к месту, откуда было видно, что вообще происходит. По крайней мере, стало тише, на них обернулись. И стало еще тише, но тут уж Патрикеева не обольщалась. Как говорится, толпа не затихает, толпа уходит на перезагрузку и набирает воздуха в грудь.
- Дашка, тут менты нужны! - прошипел напарник, округлив глаза. - Омон, взрывники, ну кто там... Это ж, **ть, граната!
- Да что ты говоришь, а я думала, мандаринчик к Новому Году. Ранний. Толь, заткнись и подумай. Нас не к нему вызвали, - "а к тому, что от него останется, после взрыва или омона," конец мысли она все-таки догадалась оставить при себе. - Видишь ноги?
- Патрикеева. Тут псих с взрывчаткой, ты что сделать хочешь?
"Обезвредить, конечно. Я в этом городе сила и порядок или кто?"
Змея Горыныча женского полу было не переубедить, что она - одна из тех, кто воплощает в Смородине силу, закон и порядок, и обязана обо всех заботиться, защищать, наказывать и всячески вершить. Когда ей, конечно, не лень и не требует внимания семья (читай - Варвара неугомонная).
- Человеку помочь, Толик! Я вообще-то врач. Граждане! - низкий голос Дарьи прозвучал, вероятно, как-то не так, потому что граждане от нее шарахнулись, а потом, как по мановению волшебной палочки, волной подались обратно, глядя внимательно. - Граждане, вот там кто лежит? - и указала невежливо пальцем на торчащие ноги.
Граждане наперебой загалдели, что это некая Захарьевна, которая хотела психу не то помешать, не то на крыше его запереть, но получила по голове.
- А психиатричку вызвал кто, нет?
"Да" и "нет" слились с подвываниями, подробностями и пестрым матерком. То есть ответа не получилось. Дарья закатила глаза, вздохнула, скинула куртку на пол, шикнув предварительно на зевак.
"Где доблестную полицию-то носит?!"
- Толь, позвони в психушку, пусть заберут клиента. У меня спецпрепаратов нет.
- Ты шутишь, что ли?!
- Чего это? - Дарья подхватила чемоданчик с красным крестом на пластиковом боку и сделала шаг вперед, отделивший ее вдруг от линии зевак. Мужик в цепях уставился на нее налитыми глазами и завыл про бесов еще громче, бряцая гранатами. Про геенну огненную, змия коварного, грехи, искушения и прочее. Дарье захотелось зевнуть и кинуть прицельно чемоданом в голову шизику.
"Ты ведь не бессмертная, дура!" - орал на нее как-то старый друг, вытащив из-под завала.
Патрикеева соглашалась. Она и сейчас бы согласилась, но поступила все равно так, словно смерти для нее не придумано. Не в ближайшие лет пятьсот.
- А старушка та - тоже бес? - уточнила блондинка, перехватив безумный взгляд. - Ты ее за что по голове-то, праведник?
"Что. Ты. Делаешь".
Без понятия.
Абсолютно без понятия, Дарья Патрикеева просто что-то делала, чтобы что-то делать. Не могла она стоять и смотреть, как сумасшедший погубит ни в чем не повинных смородинцев, просто потому что осень, кадровый голод в психиатричке и ленивые мальчики в дежурной части.

При всей своей внешней непоколебимой самоуверенности, которая, сказать честно, по большей части была не только внешней, но и внутренней - ну так ей с характером от природы повезло, что сомнения если появляются, то сразу высказываются и не превращаются в комплексы и прочую бесполезную и даже вредную ерунду - Дарья, существо местами излишне правдивое, особенно с самой собой, признавала, что есть вещи (и не вещи), которые у нее вызывают оторопь и полное непонимание, как же надо поступить. Как вообще можно, не то что следует, поступить, чтобы никому не навредить. И одна из таких вещей - общение с тронувшимися. Спятившими. Буйнопомешанными. Сумасшедшими. В общем, называть можно как угодно, хоть альтернативно одаренными или "с ограниченными умственными возможностями", но факт оставался фактом - Патрикеева понятия не имела, как с ними именно что разговаривать. Ей хотелось как можно скорее объект обезопасить и изолировать. Если будет критично - ликвидировать. Но все вот эти "послушай меня, посмотри на меня, подумай о маме" - это всё не к ней. У Дарьи с тонкими материями никогда не ладилось. Она научилась человеческой этике, привыкла к нормам морали, привычкам, традициям и стандартам, но внутри полностью, конечно, не очеловечилась, потому что и не могла бы. Шкуру сменить можно, но под ней всё тот же Змей Горыныч.
Отчасти поэтому в "некатастрофической" медицине она себя не нашла. Много горя, но мало адреналина, который многое списывает и во многом помогает. Когда кто-то плачет, придавленный балкой горящего дома, влепить ему затрещину и окатить водой - нормально. Водой так прямо даже обязательно. А если это перепуганная супруга какого-нибудь почтенного инженера-предпенсионера, которого привезли с инфарктом из рабочего кабинета? Отец сбитой машиной девочки? Да просто нервный ипохондрик, которому не нравится, что его трогают руками, не выполосканными в хлорке? Вряд ли пощечина хоть кому-то в обычных условиях больницы была бы хоть на сколько-то приближена к норме. Нет, нет и нет. Единственное, кого Дарья легко переносила со всеми выкрутасами - дети. Еще с Варюшки поняла и на ней же и ее друзьях-подружках натренировалась. Но лечить детей... Увольте. У Патрикеевой было не настолько каменное сердце или стальные нервы.
Совсем не стальные. И она очень не любила, когда ей мешали работать или наводить порядок. Ну, в принципе, когда мешали, ладно.
Неизвестный мужик в темных очках, загадочно отражавших искаженную Дарью в форме и с чемоданчиком, вдруг возник на ее пути и никак с его уходить не желал. Она делала шаг в сторону - он туда же. Она в другую - и он в другую, как назло!
"Он тупой? Или нарочно?"
В руке у мужика был синий тапок, похоже, свалившийся каким-то образом с психа, ну или такой же, что тоже не добавляло к незнакомцу доверия. Однако же что-то мешало Патрикеевой сразу же спустить на него собак своего командного тона и вспыльчивого нрава. Словно огню что-то не давало вспыхнуть, сглаживало. Девушка прищурилась, не то недоверчиво, не то с вызовом, уперла одну руку в ремень брюк, подняла светлую бровь.
- Ну?
Ответа не последовало. Очки загадочно сверкали, ветер поворошил седеющую челку, будто укладку освежил, широкая грудь и разворот плеч напрочь закрывали Дарье обзор на цель. И на гранаты, на эту цель навешанные.
- Вы мне что-то хотите сказать? Вам плохо? - голос у нее был характерный, запоминающийся, довольно резкий и подернутый ледком хрипотцы, будто от постоянной простуды. - Вам нужна медицинская помощь?
Оказалось, что не нужна. Оказалось, что он сам помощь. Вроде как. Дарья посмотрела на Толика выразительно. Очень выразительно и не мигая, от чего Толик запунцовел ушами, дернул щекой, сглотнул и чуть не выронил ампулу.
- Это кто? - нежно спросила Патрикеева у коллеги.
- Психиатр, - буркнул Толик, хрупнув в пальцах кончик ампулы. На крыше, на его счастье, было не просто людно, а шумно, и будущий получатель укола оставался в неведении о том, что для него подготовили.
- Ты прикалываешься, я не поняла?
- Я серьезно, Патрикеева, остынь. Он психиатр, работает в больнице. Да нам повезло, ты понимаешь? Что он мимо ехал.
Патрикеева не то чтобы сильно возгорелась уже, чтобы остывать, однако кое-чего упорно не понимала, это правда. Например, не напутал ли чего Толик и по ту ли сторону больничной палаты видел этого субъекта в психиатричке?
- Толь, он точно психиатр? - склонив к плечу голову, задумчиво озвучила вполне логичное сомнение Дарья. Не держатся в ней сомнения, ну. - Не псих, а?
Вполне возможно, что одно другому не мешало, ведь чтобы лечить и облегчать жизнь тем, чей мозг не справился с реальностью и сломался, надо их понимать. Так казалось Дарье, отчего она лишний раз уверялась, что никогда бы не смогла этого вот всего. И чтобы этих самых психов понимать, наверное, надо самому быть слегка чокнутым. И ключевое слово тут было "слегка". В степени ненормальности безымянного доктора Дарья не была уверена, и чем больше он нес громкой... фигни, мягко выражаясь, тем сильнее Змея склонялась к мысли, что степень та довольно велика. Или глубока, чем там степени меряют.
- Сжечь - очень хорошее слово, - кивнула Дарья, недоумевая, почему все еще не съездила по затылку превентивно чемоданчиком новому действующему лицу пьесы. - Давайте лишних тогда удалим с крыши, да? И начнем сжигать... кого там? исчадий? Граждане! - снова многозначительно и вибрирующе прогудела Дарья. Граждане снова покорно вздрогнули и уставились. Будь в ней несколько меньше любви к людям вообще и смородинцам в частности, воспитай ее не тетя Маша, а кто пожестче, Патрикеева бы хотя бы мысленно добавила "ближе, бандерлоги". Но в светловолосую голову это не пришло. Хотя мультик про Маугли они с Варварой любили. - Кто посмелее, помогите пострадавшую забрать. И идите, идите-ка все вниз, да? Встречайте стражей порядка, прессу отгоняйте, мэра тоже отгоняйте, если явится, ни к чему тут лишние... - хотела сказать "жертвы" и вовремя прикусила язык, - зрители-то, ни к чему.
"Кто посмелее" топтались на месте, потому что чтобы забрать с крыши пострадавшую, нужно было слишком близко подойти к неадекватному мужику с гранатой и условно адекватному с тапком и куском ваты, от которого несло быстро выветривающимся спиртом.
- ***ть, - выдохнула Дарья полушепотом, поставила чемоданчик на крышу, подкатала автоматическим жестом рукава, будто дрова рубить собиралась, и снова направилась к мизансцене "он, снова он и психоз".
- Дашка, стой! - Толик дернул ее за плечо назад и одновременно сунул в невесть как оказавшуюся у Патрикеевой под носом широкую ладонь наполненный шприц. Шприц и ладонь исчезли, как не было их, Горынычна моргнула и посмотреть на психиатра немного по-новому.
- Толь, мы стоять тут можем до ночи и до следующего полудня. Бабулька помрет, этот придурок устанет и рванет на приступе, из нас с тобой будет общий фарш, который потом неправильно рассортируют, и мне придется лежать с тобой в одном гробу, а ведь ты приличный семьянин, Анатолий!
- В каком еще гробу, Патрикеева?.. Ты нормальная?
- Я-то нормальная! Я хочу сделать свою работу. А этот вот - нормальный?
Что-то ей подсказывало, что нет, и даже не предложение спалить Дарью на костре прямо не сходя с крыши, нет, другое что-то. Однако по странным, неясным причинам, сжечь его в ответ не хотелось. Ну... просто не хотелось и всё. Очень странно.
- Ты точно его в белом халате видел, а не в белой смирительной рубашке?..
Внизу взвыла сирена. Три из десяти на то, что товарищи из отделения доехали. Семь из десяти - что коллеги-пожарные, и тогда тема про "сжечь" заиграла бы новыми красками. Даша подошла к краю крыши и глянула вниз. Высоты она, естественно, не боялась. Там из почти новенького ПАЗика высыпались ребята в серо-черном с ног до головы, в шлемах и с автоматами, и начали разделяться на группы.
Патрикеева вздохнула.
- Ну что, будете меня жечь или нет? - Толику она второй раз не далась, по-змеиному вывернувшись из хватки, и перетекла поближе к этим... разговаривающим на одном языке. - Время вызова идет. Работать не даете, давайте хоть как-то мое здесь присутствие оправдывать.

"Очень бы хотелось бросить материться, но б**ть".
Этой великой фразе, как и самому мату, Дарью в свое время научили на улице - где, собственно, и постигают азы построения этажных конструкций из обсценной лексики все уважающие себя русские люди. И не люди. Возможно, и некоторые не уважающие, хотя таких Патрикеева в Смородине не встречала, уберегли древние силы. Мат ей дался легко, тем более его не нужно было писать, по крайней мере, там, где требовалось соблюдать грамотность. В сочинениях школьной программы, например, которыми воспитанницу пытала тётя Маша. Произносила нецензурщину Дарья вкусно, мужчины утверждали, что даже сексуально, с загадочной хрипотцой. Ничего загадочного, просто голос такой, всегда. Не очень удобно, если ты не работаешь в службе "секс по телефону", не поешь и не снимаешься в кино.
Так вот, мат.
Хотелось бы бросить, но как, когда каждый день сплошное "ёбтвоюмать", да еще и каждый раз с каким-то новым, ранее не пробованным, оттенком того самого пушного зверька? Стеклянников за голову картинно хватался лет эдак тринадцать назад, мол, кто тебя, дитятко лесное, плохим словам научил, брось каку, но сам пару раз срывался при Дарье на такие матерные тирады, что педагогика после теряла всякий смысл. Не изжить это в русских людях и не-людях, не изжить.
Собственно, матом, тихо, но вполне отчетливо Патрикеева и высказала всё, что думает о мужике в гранатах, осеннем обострении у психов, невесть откуда взявшемся психиатре с сахарной, мать ее, ватой, Толике, который вдруг непонятно чей друг (ее, Дарьи, или странного психиатра), и об ОМОНе, которые топали как стадо слонов к водопою, а проход на крышу между тем был узкий и запруженный зеваками. О них она тоже думала матом.
Жечь. Да еще и незамедлительно, вы посмотрите! Такое бы под силу или другому Горынычу, коего тут точно нет, иначе бы хана уже и десантничку спятившему, и докторам, и всем, кто под крепкую руку попался. Или магу-огневику, причем оччень хорошему, старому и опытному. Людям Змея Горыныча поджечь - это и думать смешно и нелепо. А вот Патрикеева может неудачно выдохнуть да кое-кого ненароком спалить... вместе с тапками. Но, конечно, не станет. Потому что спалить выборочно только мужика, оставив гранаты, не получится, увы. А обрушивать дом и засеивать руины ошметками человеческой плоти в планы никогда не входило. Не кровожадная она, Патрикеева, хоть и злючка та еще.
Дарья сложила руки на груди и с прежним чуть веселым наглым вызовом смотрела на обоих беседующих. Ничего не предпринимала, можно сказать, давала шоу продолжаться. Толик маялся и мялся, толпа нерешительно колыхалась у выхода, как ряска у берега.
- Упс, - тихонько прокомментировала попадание иглы в тело буйного психа и поджала губы сердечком (будем честны, даже о себе Дарья называет это "куриной жопкой").
Не зря ей ловкость незваного помощничка не понравилась, ой не зря. Было в нем что-то... бывалое. Ненормально спокойное, даже для психиатра. От тех ощутимо веяло шизой, а от этого - не только шизой. Блондинка сощурилась изучающе, но будто бы это могло изменить суть ее взгляда. Она ж не ведьма. Ну смотрит, ну щурится, но если испытуемый сам не расколется, Дарье ничего в смысле истины не светит.
- Епт, - уже более емко охарактеризовав происходящее, Дарья замахала руками и зашикала на зевак, чтобы как можно быстрее убирались с крыши. - ОМОН прибыл, граждане, не мешайте ребятам, - хрипло возвестила доктор, - или кто-то хочет познакомиться поближе?
Желающих стало резко сильно меньше, особенно мужчин. Видать, уже были знакомы и отношения не задались. Ну, или "Улиц разбитых фонарей" пересмотрели. Впрочем, чему удивляться в стране, где, как известно, в среднем каждый пятый сидел или сидит?
- Толь, носилки давай, - коллегу было нужно переключить, очень уж его заворожили побрякивающие гранаты на вырубленном психе. - Раньше сядем - раньше выйдем.
Ну все, привяжутся теперь тюремные присказки. Дарья, ясное дело, тем каждым пятым не была и не планировала, но куда от фольклора денешься.
- Раньше положим - раньше поедем, - пояснила не то сама себе, не то Толику.
Или странному доктору с сахарной ватой. Как она не улетела еще, эта вата? Сладкая паутинка Дарью отвлекала. Все лезли в голову мысли, что эта вата сейчас сорвется с палочки, полетит, залепит кому-нибудь лицо или лобовое стекло машины, или девчонке какой в волосмы влипнет, и будет какая-нибудь неудобная фигня. Хорошо, если не авария. А еще Дарье захотелось сладкого, конечно же. Желудок напомнил, что просил есть еще три часа назад. "Предатель", сказала ему мысленно Патрикеева. Желудок недовольно проурчал на нецензурном желудочьем.
И тут опять.
Дарья даже выругаться не успела. Ничего не успела, только брови задрать куда-то на середину лба и глаза расширить из змеиных в кошачьи. Почему кошачьи? А зрачки у кого вертикальные? А, и у змей тоже?.. Бывает. Нестыковочка.
Граната катилась издевательски медленно, только вот и Патрикеева думала не быстро. Надо было быстрее, она себя еще не раз за это укорит. Ну и что, что Герман ее не инструктировал, что положено делать Змеям Горынычам, если в нескольких метрах от них катится граната без чеки?! Ну и что, что тётя Маша такой ситуации себе не могла представить и воспитанницу не подготовила? Какая к лешему разница, что Дарья понятия не имела, выживет ли от взрыва в ипостаси человека, сможет ли вообще сделать хоть что-то, кроме как укрыться? Должна была. И точка. Патрикеева ахнула, заозиралась, завыла буквально на оставашихся еще на крыше людей, хрипло крикнула где-то там теоретически рвущемуся на штурм ОМОНу, чтоб подождали рваться. Толик куда-то ее потянул, Дарья заупиралась, зарычала, задышала горячим паром, но сдержалась. Решила, что прикроет его в случае чего. Он человек. И у него дети.
- Да стой ты, б**ть, на месте, - рявкнула Патрикеева, когда граната дзынькнула о газовый баллон. В эту секунду блондинка нечеловеческой хваткой как-то переставила Толика за себя, задержала дыхание, зажмурилась и... ничего не случилось.
Вообще ничего.
Тишина.
Только очень темно от прицельно налетевшей свинцовой тучи. И отчего-то стал бить легкий озноб. Это ее-то!
Дальше все происходило снова странно замедленно: разевающий рот на великом и могучем напарник, психиатр, невозмутимо укладывавший психа на носилки, вата эта дурацкая, люди в форме и шлемах, поблескивая забралами, посыпались на крышу и затопали, как стадо слонов. Дарья всё моргала и озиралась, не понимая, почему ее так мутит и почему все такое странное. Не может же ей стать плохо от адреналина. Она не какая-нибудь там... обычная.
Хотя... Самая что ни на есть. Только еще плюется огнем, если очень достать. Другие женщины бы тоже плевались,  дай им волю, но фермента не хватает.
-Наверное, - эхом отозвалась автоматически, глядя во все глаза на загадочного заклинателя гранат и психованных десантников.
ОМОН в любимой манере расставил всех по стойке "смирно" с поднятыми руками (спасибо, что лицом в пол не уложили), а потом их, живых - Дарью, Толика и этого, без имени, в очках и со сладкой ватой - сбили в кучку за какую-то трубу и прикрыли "щитом" из трех сотрудников с щитами уже настоящими. Из толстого пластика. Кого они тут намеревались на них принимать? Вражескую армию? Остальные гранаты пока подвергались освидетельствованию и аккуратно отцеплялись от несостоявшегося пророка и террориста. Горынычна косила туда внимательным глазом, чисто на всякий случай.
- Вы кто такой? - тихо и довольно мирно, но в привычной прямой манере спросила Патрикеева у нежданного союзника. - Чего вас на крышу понесло-то? Подумаешь, тапок...
Мурашки у нее от него были, вот что. Непонятные. Фольклорными существами и колдунами да ведьмами в Смородине мало кого удивишь, а все же что-то незнакомое в нем было. Ведьмак-не ведьмак... Не леший, не водяной. Оборотень? Ну нет. Непонятно. А Дарья не любила непонятного. С понятным скучала, но это уже другая история.
- Эта всё, - равнодушно сообщил один из безликих бойцов, подняв в сторону командира скрещенные предплечья. "Всё", надо полагать, была не в меру неравнодушная старушка. Дарья вздохнула и нахмурилась.
И тут снизу раздался такой истошный вопль, что некоторые подпрыгнули, а кто еще издали подглядывал в люк - убрались в него окончательно.
- Ва-а-а-а-а-ася-а-а-а-а-а!! - надрывалась какая-то женщина так истошно, будто Вася прямо сейчас из нее рождался или же взрослого Васю уводили на расстрел полицаи. - Ва-а-а-а-а-ася-а-а-а-а!
- Эт-та чо? - вскрякнул рядом Толик.
Из-за прозрачного забрала на него смотрели такие же офигевающие глаза бойцов ОМОНа. Дарья морщилась и косилась на люк. Ей тут больше было делать нечего, так, может?.. Желудок снова заурчал на хозяйку матом.
- Да хрен ее знает, - пожал широкими плечами один из мужиков в форме. - Кота, мож, задавили...
Кота?!
Светлые широко расставленные глаза выискивали признаки улыбки, но это было трудно, потому что там в принципе признаков лиц было не видно. И, кажется, эти ребята с юмором не очень дружили, так сказать, не принято там было шутить очень уж тонко.
Ответ все ж таки знал один человек на этой крыше. Разбуженный мощной звуковой волной Вася - да, этот самый десантник, на которого Толик пожалел препарата или, может, ампула была слишком старая (ох и получат они звездюлей, если прохлопали просрочку!) - замычал, перекатился с носилок и бухнулся всем своим тяжелым телом на горячий и шершавый "пол". То есть поверхность крыши. И пока бравые ребята с благим и неблагим матом собирали разлетевшиеся практически веером гранаты, а Толик уворачивался от летящего тапка, уже немного легендарного, туловище Васи, очевидно, без участия мозгов, если они и были, доползло как-то до края крыши и ринулось на зов любимой.
То есть вниз.
Попыталось ринуться.
Дарьина рука держала полосатую майку. Ткань трещала, Вася хрипел, нелепо шаркал пальцами по краю крыши, майка задиралась. Вторая Дарьина рука для вида держалась за довольно хлипкое низкое ограждение. Если налечь на него всем весом плюс висящая туша, улетели бы вниз оба, но это в планы не входило. Вася всё мычал и пытался дрыгать ногами.
- А ну тихо! - рыкнула Патрикеева на спасаемого и тут же другим голосом заорала, что ей нужна помощь.
Нужна была, конечно. В том, чтобы не спалиться, что может поднять это создание обратно прямо сейчас и в одиночку.
- Ва-а-а-а-а-ася-а-а-а-а!! - взвыло снизу еще громче.
"Кажется, я начинаю понимать, почему гранаты и психоз стали предпочтительнее дня в родном доме", подумала Горынычна.

Отредактировано Дарья Патрикеева (03-07-2022 20:44:00)

"Не перевелись еще богатыри на земле русской", пафосно заявляли то и дело то из рекламы, то из кино, то с предвыборных плакатов, а то и из подворотни, где "богатыри" отдыхали после вчерашнего, а подвигом было открытие бутылки без открывашки или ключей. Дарья не сомневалась в земле русской в целом и богатырях в частности, но хотела бы, чтобы лично на ее долю их в жизни выпало побольше. А то, знаете ли, не самое простое дело быть и самой сильной на крыше, чтоб придурка в обострении от последнего полета удержать, и еще женщиной себя при этом чувствовать, а не Ильей Муромцем с картины Васнецова.
"На тебя ж уникумов не напасешься", фыркал Стеклянников, когда Дарья легкомысленно пожимала плечами на провокационные вопросы вроде "когда замуж" и "чего развелась". Получал заслуженный подзатыльник, винился, сверкая веселыми глазами и покаянно повесив черноволосую голову, однако прав был, зараза. Вот взять, например, военных. Или тех же спецназовцев с мчс-никами. Не такую, как Патриткеева, надо им было всем обычно. Обманывались светлыми локонами и голубыми глазами, тонкой костью и томным голосом. А потом быстро "сгорали" от ее темперамента, крутого нрава, свободолюбия и неумения отступить от своей правды.
"Меня на цепь посадить нельзя", как-то поделилась сокровенным она по доброте душевной с без-пяти-минут-бывшим-тогда мужем, "и запугать нельзя. А сделать так, чтобы слушаться хотелось - вот задачка непосильная". На том и разошлись. На том и с остальными расходились.
Ну да речь-то не о том. Просто к спецназовцам и богатырям пришлось. Физической силы им все ж таки было не занимать, так что подбежали, подхватили, обматерили, оттащили, положили, закрепили. Дарья для виду поохала страдальчески, покрутила угловатыми запястьями и под шумок отошла на свое место. А потом и вовсе с крыши спустилась. Как нормальные люди - через люк и по лестнице. Нечего ей там было больше делать. Бабульку жаль, конечно, но оживлять мертвых Горынычи не умели. А если бы и умела... Патрикеева в очередной раз мельком подумала, не уродцем ли она выросла, несмотря на старания тети Маши, но сильно углубляться не стала. А то ж придется идти выяснять, опросы проводить, критерии разрабатывать...
Заезжий (а может, местный да тут случайный) мозгоправ с соскальзывающим с него именем - Вениамин Ростиславович, фу-ты ну-ты! кто ж такое сочетание на свет родил? - и красивой звонкой фамилией старомодно поцеловал ей руку, и Дарье стало маетно, как давно, наверное, не накатывало. Такое смутное, знаете, ощущение - не то от голода тошнит, не то что другое в желудке сжимается.
- Патрикеева. Дарья. Маленькую шалость? Это вы так о шизофренике с гранатами, просто Вениамин, или о том, что подбивали его меня сжечь? - заломив бровь, поинтересовалась колючая докторша. Дарья частенько на незнакомое реагировала сначала так, на автомате. "Бей своих, чтоб чужие боялись", бурчала, подражая бабушке, Варвара, и у нее это выходило смешно. - Нет, знаете, я не буду звать вас по имени. Не сейчас. Фамилия у вас очень красивая, вы на "доктор Зарецкий" отзываетесь?
"Почему ты всё время нарываешься на ссору? - Я так флиртую!".
Кажется, это было из книги. Или сериала по второму каналу. Нет, сериала, но не там. В русских сериалах такие слова как "флирт" не в чести. А женщинами это самое вообще не полагается. Ни нарываться, ни флиртовать. Впрочем, Патрикееева и в голове не держала глупость такую - на работе флиртовать. Да еще на такой работе! Но появление психиатра, его манера держаться, его дурацкое имя и отвлекающая сахарная вата на палочке... Мимо не пройти. Невозможно.
- Осеннее обострение? - тоном понимания уточнила Дарья, указав взглядом на тушу, которую теперь закрепляли получше. Омоновцы сегодня работы огребли по полной: и спасение, и защита гражданских, и разминирование. Все тридцать три удовольствия.
Потом, уже внизу, глядя на впавшего в овощное состояние юывшего десантника, Дарья вдруг почувствовала странное волнение, только стеснение на этот раз было в груди. Она даже потерла под ключицами растерянной ладонью, когда будто холодом на раскаленное нутро дохнуло, до короткой судороги. Похмурилась, пощурилась, поприглядывалась к пациенту и успокоилась. Тихо всё. Спокойно. Псих стал безобидным. Старушка осталась мертвой. Дарья Патрикеева снова стала зевать и жаловаться на скуку через три часа.

Если бы у нее была собака, долгие прогулки в лес, особенно в дурную погоду, смотрелись бы чуть менее странно. Если бы в Смородине странность не была видом нормы, пришлось бы завести. И пусть Патрикеева больше чем уверена, что ни одна живность, кроме сверхъестественных существ, нормально делить со Змеем Горынычем пространство не сможет, иногда, подпинывая носком кроссовка очередной пук крапивы или прело-желтые листья, или белоснежный до ослепительности снег, Дарья позволяла себе нарисовать в воображении сусальную картинку. Самой блондинке там места не находилось, что понятно, всегда был взгляд со стороны, но ее же глазами. Носящийся по зеленому, белому, черному или желтому (в зависимости от времени года) пес, чаще всего овчарка, похожая на служебную. Отпечатки ботинок, большие и маленькие. Летящая пластиковая тарелка-фрисби ядовитого цвета. Почему-то всегда цвета маркеров, чтобы глаза болели от яркости.
Споктнувшись, Дарья выругалась сквозь зубы на собственную дурость и остановилась. Достала из рюкзака термос с мятным чаем, открутила крышку, понюхала. Пар шел уже не очень густой, Змейка хлебнула, как обычно, прямо из термоса, через край. Она может кипяток глотать из только что просвистевшего чайника и ничего не будет. А тут подостывший чай... тьфу!
Из-за густоты крон было темнее, чем в городе или хотя бы на просеке. Дарья какое-то время шла по подсыхающей вырубке, а потом снова свернула в сырость. Кроссовки влажно чмокали иногда, ноги внутрибыли сырые. Когда не боишься заболеть, на такие условности можно наплевать. Зато никого в такую погоду да в глубине леса нет. Отчего сегодня это казалось Патрикеевой преимуществом.
Которое вскоре было утрачено. Она услышала шаги дальше, чем это мог бы сделать человек, но позже, чем услышал бы Змей настороже. Дарья была расслаблена, гуляла, успокаивалась и вслушиваться в возможное приближение врага не желала. Не было потому что у нее врагов. Живых - точно не было. Прикинув, который час, какая погода, докторша решила двинуть навстречу - мало ли турист заблудился? Тут это быстро. Даже без помощи лешего, на которого находило время от времени.
На туриста встреченный походил мало. В целом на того, кого можно было вот так запросто встретить в мокром лесу. В до половины вымоченных, в потеках джинсах, хлюпающей обуви, с красным, несмотря на внутреннее тепло, носом и с термосом в обнимку.
- Потрясающе, - хрипловато оценила Дарья общую обстановку. - Ну, а здесь-то как вы оказались?
Будто у них был давний разговор об "оказании" доктора Зарецкого где-то еще и будто  бы там он смог оправдаться, а сейчас был таки пойман. На чем - непонятно.

Отредактировано Дарья Патрикеева (06-08-2022 21:44:19)