Если и вздрогнул, то не от испуга. От того, как внезапно и как легко была нарушена дистанция - один шаг, одно движение. Но ведь так у людей обычно и происходит, он просто забыл. Все его телесные контакты с миром уже давно сводились к коротким дежурным рукопожатиям - и только. В редкие встречи с матерью они не обнимались, а лишь обменивались новостями. Сестренки,  её дочери от второго и третьего брака, уже выросли, стали замужними дамами и им больше в голову не приходило висеть на нем или внезапно обнимать. В больнице куда чаще его касались медицинские инструменты, чем живые руки. Потом - он все больше имел дело с механизмами, чем с людьми. Он и не заметил, как между ним и всем миром образовался слой полупрозрачного стекла, граница, которую он даже не пытался нарушить.
Она сделала это в один миг, и это было так хорошо, что даже больно. Саня не дернулся, не отстранился, не выдал оторопи. Но поднял свою руку и коснулся руки Самой. Это не был протест, это было касание веры. Должно быть, с такими же чувствами библейский Фома касался ран господних - правда? не кажется?
Рука была теплой и живой, и его - тоже теплой и тоже живой, потому что контраста не было. И если первое было ожидаемо и нормальное, то второе его почему-то удивило. И почему бы?
Коротко коснулся и отнял руку, и потом еще немного помолчал, прислушиваясь - вдруг показалось. Вдруг ощущение жизни будет так же коротко, как их касания? Но - удар сердца, два, три, десять - перемены обратно не было. Попроси его кто объяснить, в чем разница - затруднился бы. Но его не спрашивали…
Он поднял на Марью спокойный посветлевший взгляд, улыбнулся больше глазами, чем губами. Улыбнулся и благодарно, и понимающе. Благодарно даже еще толком не зная, за что. Потому что по ощущениям это было лечение, но перемен он пока не чувствовал. Головной боли пока и близко не было, а перемены в зрении в масштабах комнаты он не увидит, надо больше расстояние. А вот осколок жизни, запавший в сердце как сказочному Каю запал ледяной - это он чувствует.
А понимание: то, как расчерчивала она ему сейчас его ближайшее и чуть более дальнее будущее - это протянутая рука, а не указующий перст. Он знает, она знает: ни он бы ни стерпел диктата, ни она - безвольного послушания. Все это - система координат, в которую он может вписаться. Или развернуть по-своему, а потом уже вписаться. Улыбка и кивок одним лишь движением ресниц: спасибо, я понял.
И вслух:
-Хорошо, спасибо.
И не возразил, хотя и мог бы, что плата его интересует вообще в последнюю очередь. И соотношение рабочих дней и нерабочих он предпочитает примерно как сотня и ноль, ладно, девяносто девять и один, то есть, плевал он на отпуск, когда работа по душе. А еще мог бы возразить, что если идти в лес, то он бы лучше один. И тут не стал перечить. Позволил случиться всему, что неизбежно, вероятно и даже как вариант. Отвергнуть всегда успеет. Сейчас время слушать, а не говорить.